Едва кончались холода и пальцам возвращалась их гибкость, Манук бросал прокуренные, прокислые пивнушки и занимал свое любимое место: в центре Нахичеванского базара, на булыжнике под телеграфным столбом, почти у самой трамвайной линии, разрезавшей базар на две равные части.
С головой непокрытой смотрел Манук на солнце прекрасными золотистыми, но ничего не видящими глазами, грустно чему-то улыбался тонко очерченным ртом и тихо перебирал клавиши итальянской многорядки...►