Учебное заведение, обозначенное в моей комсомольской командировке, именовалось ДОПТом — Донской областной педагогический техникум.

Секретарь приёмной комиссии Алексей Кондратьев, говорливый парень с любопытными глазами и маленьким носиком, одетый в парусиновую толстовку с чёрным галстуком, на ногах сандалии, вручил мне два листа бумаги...►

На улице Энгельса оглушительно гремели и скреже­тали трамваи, трусцой проезжали извозчики, лязг под­ков о мостовую резал ухо, изредка проносились гро­моздкие автомобили самых разных заграничных марок, шофёры то и дело хватались за большие резиновые груши, и длинные сигнальные трубы оповещали людей о несущейся опасности. Неумолкаемо рокотал говор людского потока на большой улице...►

Скажу откровенно: мне выпало счастье учиться в Ростовской мореходке! Так говорю не только я, но и все, кто в разные времена изучал здесь не только теорию морского дела, но и прошел прекрасную школу мужества, отваги, и все это так пригодилось в жизни, в дальних плаваниях по морям и океанам...►

Кругом залегла необъятная степь, от зноя она теперь отдыхает. Как будто туманится, как будто мелькнет что-то бесплотное... Степь та же, немая, глубокая. А вверху синее звездное небо — та же бескрайняя степь...►

Едва кончались холода и пальцам возвращалась их гибкость, Манук бросал прокуренные, прокислые пив­нушки и занимал свое любимое место: в центре Нахичеванского базара, на булыжнике под телеграфным стол­бом, почти у самой трамвайной линии, разрезавшей базар на две равные части.

С головой непокрытой смотрел Манук на солнце прекрасными золотистыми, но ничего не видящими гла­зами, грустно чему-то улыбался тонко очерченным ртом и тихо перебирал клавиши итальянской многорядки...►

Кажется, в семнадцатом году выпускник нашей гим­назии Павел Вейсбрем (сейчас театральный режиссер в Ленинграде) собрал труппу из гимназистов и гимнази­сток и поставил не более и не менее как «Балаганчик» Блока. Опыт был рискованным и смелым. После неуда­чи второй объявленный спектакль не состоялся. Но труппа, собранная Вейсбремом, не распалась — в двад­цатом году она оказалась ядром полупрофессиональной-полустудийной Театральной мастерской... ►

Тем, кто бывал в Ростове, может быть памятен боль­шой, раскинувшийся в центре городской сад. На оконеч­ности его главной аллеи стояло двухэтажное, всегда — сколько я его помню — запущенное и грязное здание. Оно почему-то называлось «ротондой»...►

Летним вечером 1923 года я проходил мимо Комсо­мольского клуба, томясь из-за того, что мне решительно некуда было себя девать. Тут я увидел кривую, напи­санную сажей на обороте старого плаката афишку, в которой сообщалось, что ростовский Комсомольский театр показывает спектакль «Комсомольцы на Марсе» в постановке режиссера Большинцова...►

Строили Кино-Комсомол по-особенному, как-то самодельно, не так, как делалась вся наша кинематография. Без рабочих и инженера, 5 человек организаторов строили павильон, не зная хорошенько, как его строят, строили лабораторию. Делали сами.

Не было шумихи сметных соображений, проектов. Все делалось частным образом, но в этой работе был общественный напор. Из этого напора и вырос Кино-Комсомол...►

Над городом висело высокое и чистое голубое небо. По главной улице, громыхая колесами и неугомонно дребезжа сигнальными звонками, бежали тяжелые трамваи, переполненные улыбающимися пассажирами...►

Ваш славный Сельмашстрой — один из многих бастионов нашей общей советской крепости, имя которой — социализм...►

Товарищи! Чему учит «Гигант»? Мне кажется, что это — яркое свидетельство того, что рабочий класс действительно гигант, выдвинутый историей для решения невиданных задач...►

Нечаянная Радость — так прозвал Есенина один из близких его друзей. И доподлинно нечаянной радостью возник Есенин в Ростове. Был июль 1920 года...►

Яркий, шумный, пёстрый, разноплеменной Таганрог способен был подстегнуть, заставить работать и слабое воображение, а уж воображению пылкому давал пищу на всю дальнейшую жизнь, и спустя годы и десятилетия по-прежнему виделся «Сказочным городом, освещённым синим пламенем пунша, выдуманным каким-то Зурбаганом... ►

Во-первых, я в Ростове. Сижу у Нины и ругаюсь, на чем свет стоит. Вагон ваш, конечно, улетел... ►

Кстати, о Ростове. Симпатичный город. Я там был этой осенью. Проездом. Славный, спокойный город. И климат довольно мягкий...►

Над степью стлались низкие туманы. Они скрадывали очертания оставшихся позади домов, одиноких деревьев на пологих, скатах холмов, неторопливо и сосредоточенно двигающихся по доро­ге всадников...►

Варвара Федоровна идет по тротуару мимо высоких каменных домов, с опущенными створками жалюзи.

Сквозь чугунные копьевидные решетки белеют круглые водоемы фонтанов. Дельфины, широко разинув рот, прыскают водой прямо в небо, и Купающиеся наяды разбрасы­вают кругом брызги своими беломраморными ладонями...►

За базаром начинается Богатый Источник.

Богатым Источником называется часть города, приле­гающая к бассейну с тем же названием.

Богатым Источником называются несколько улиц, кривых и узких, вогнутых, как грудь чахоточного, или выгнутых, как хребет горбуна...►

Ростов был и остаётся городом моей мечты, в котором я оставил частичку своего сердца…►

Хорошо мне в моей стариковской шубе, словно дом свой на себе носишь. Спросят — холодно ли сегодня на дворе, и не знаешь, что ответить, может быть и холодно, а я-то почем знаю?

<…>

Купил я ее в Ростове, на улице, никогда не думал, что шубу куплю...►

Чернеют
небеса — шалаш.
Меняет вечер краску.
Шел снег.
И поезд шел.
И шла
ночь к Новочеркасску...►

Уже читал: Воронеже, Ростове, Таганроге, опять Ростове, Новочеркасске и опять два раза в Ростове; сейчас сижу Краснодаре, вечером буду уже не читать, а хрипеть — умоляю устроителей, чтоб они меня не возили в Новороссийск, а устроители меня умоляют, чтоб я ехал еще и в Ставрополь...►

Единственный романтический случай и тот довольно странный. После лекции в Новочеркасске меня пригласил к себе в кабинет местный профессор химии и усердно поил меня собственным вином собственных лоз из мензурок и пробирок и попутно читал свои 63-летние стихи...►

В редакцию газеты «Вечерний Ростов». Пишу по Вашей просьбе о том, чем памятен и дорог мне Ростов, какую роль он сыграл в моей жизни...►

Общее впечатление от Ростова у меня осталось тогда довольно тяжелое. Бросалась в глаза общая запущенность и какая-то заброшенность. Всюду еще были видны последствия гражданской войны: груды разрушенных домов, следы снарядов и пуль на многих стенах...►

В том году болели тремя тифами: сыпным, брюшным и возвратным...►

Улица была тихая, с бульваром, с четырьмя рядами сероватых от пыли деревьев...►

Ни фонаря, ни огня в окошке; только звезды освещали Первую линию...►

В летние вечера, перед заходом солнца, жители Первой линии выходили посидеть на улице, на крылечках, сложенных из больших серых камней...►

Если денег было не в обрез, ... [заходили] поесть на базар, в обжорный ряд. Там было вкусно, хотя нельзя сказать, чтобы опрятно...►

В ноябре сыпал мокрый снег, мели мокрые метели, без передышки мело и таяло, на мостовых...►

Машстрой был только что заложен. Ему предстояло неторопливо расти от сезона к сезону, с приостановкой работы на осень и зиму...►

[Точильщик]... стоял под навесом рыбного ларька, где гирляндой висели на веревке копченые рыбцы такого цвета, как начищенный самовар...►

Много езжено по родной стране, много хожено. Среди бесчисленных человеческих поселений, больших и малых, память хранит и Маргаритовку...►

Они плутали между крестами и холмиками, холмиками и крестами. Надписей на крестах не было. Безымянно, безвестно спали здесь поколения...►

Наконец я дождался теле­граммы: «Пиотровский Аджян выезжайте Рос­тов тчк пароходом станицу Константиновскую Мил­лер». Сборы были быстрые, телеграммой извес­тил Аджяна, который был у себя в Грузии, в Телави, и выехал в Ленинград, где провел только один день...►

Летом я работал снова в Северокавказской экспе­диции. Сначала экспедиция работала на Кобяковом городище у станции Акайской, где А. А. Миллер производил раскопки в 1925 г. Это городище ин­тересно тем, что именно на нем были произведены первые из засвидетельствованных раскопок на тер­ритории России...►

Я поступил на работу в ростовские газеты, когда было очень холодно и голодно...►

Много милого и простого
Есть у города Ростова,
Два проспекта «пути пройденного» — 
Ворошилова и Буденного...►

С 1922 года восстановление фабрики пошло полным ходом. Однако, несмотря на большое количество рабочей силы, производительность фабрики была мала. Не было хороших машин, в целом ряде процессов все еще применялся ручной труд. Работал тогда только один подъемник. Все переносили вручную, и рабочие, занятые переноской, вышагивали в день по нескольку километров...►

Таганрог, Таганрог, вечный город вечного детства! По твоим улицам вот уже шестьдесят лет я не ходил, не судьба. Но ты всегда жил и живешь во мне цветением своих сиреней и абрикосов (жердели - называлось это на местном жаргоне), ночными голосами пароходов у причальной стенки, выщербленными ступенями Каменной лестницы...►

Мы едем местами, где я бывал в 1925 году, когда работал на Северном Кавказе. Я был тогда еще очень молод и необыкновенно жизнерадостен. Работал я в краевой газете, в Ростове я жил в маленькой комнате на четвертом этаже с видом на Дон и на степи. И по роду работы очень много ездил...►

Особняк Черновых на бывшей Садовой улице, ныне улица Энгельса в Ростове-на-Дону. Двадцатый год. Театр Театральная мастерская захватил особняк, не без участия хозяев. Дочка их, ее муж, брат мужа – все артисты театра. Старики Черновы забились в одну комнату в глубинах особняка. Изредка покажется в коридоре маленький седой армянин с изумленными, осуждающими глазами и скроется...►

Александр Иванович Бусыгин — один из первых зачинате­лей советской литературы на Дону...►

А в самом городе, на Казанском переулке, стоял серый каменный дом, и в нём было двести пятнад­цать комнат.

И в каждой комнате можно было спрятаться, потому что комнаты были большие и если войдешь, то сразу не заметишь, где сидит человек...►

Мика идет по Садовому про­спекту, и все взрослые смотрят на него. У Мики кружка. Да, та самая жестяная кружка на сером шнурке. Он идет медленно, придер­живая кружку рукой, и больше всего ему хочется, чтобы встре­тился какой-нибудь знакомый с Казанского переулка. Но пока Ми­ка видит только одного знакомого — Шуру. Он идет чуть поодаль, и у него тоже кружка...►