Город оказался очень большим, очень шумным и совсем не похожим на те немногие города, которые и знал. Днем на черной бирже в Ткачевском переулке толкалась толпа темных дельцов. Вечерами широкая Большая Садовая (тогда никто еще не называл ее улицей Энгельса) сверкала и переливалась огнями гак, как не сверкали улицы оправлявшейся после разрухи Москвы. Нас, приехавших из суровых, по-революционному подтянутых городов Центральной России, нэповская накипь как-то особенно поразила.
Рабочие окраины жили своей новой жизнью — жизнью начавшей строить социализм революционной страны. Вставали из развалин фабрики, железнодорожные мастерские, полным ходом шла работа на знаменитой Ростовской табачной фабрике, оживали судоремонтные затоны на Дону. Пролетарский индустриальный Ростов рос, креп, усиливался. Его представители управляли городом и краем, налаживали жизнь и хозяйство. Пролетарский Ростов выходил на улицу Энгельса шумными волнами демонстраций в дни революционных торжеств.
На окраинах – в Темернике, в Нахичевани, в мастерских и затонах – работали свои комсомольские ребята. С ними было хорошо и привычно.
В маленькую редакционную комнату нашего журнала «Искры», которая помещалась на первом этаже знаменитого дома на Старо-Почтовой улице, № 100, приходило много гостей: очеркисты и публицисты, комсомольцы, тянувшиеся в литературу, молодые поэты, местные начинающие писатели.
Молодой Киршон // Стальский Н. Друзья-писатели : воспоминания. М., 1970. С. 73-74.
