Это ишшо в моей родимой сторонке, на Маныче произошло. Я рыбачил в ево водах, а дружок мой, хоть гадами и моложе меня был, а ладный из себя, с умом подвижным жил, сказов всяких уйму цельную знал, потому как в батраках был в семье благостной, богоугодной. А там были детки, грамоте разной обучались и все такому прочему. А дружок мой, Данилой звали ево, деткам тем всякое вспомоществование оказывал, а те и к нему по-доброму относились, как знатные казаки, к бедному казаку, не чурались ево. А вследствии такова отношения он, Данила-то, и кое-какую грамоту обретал у них, да свой ум пополнял. Оттого и прозвали мы ево - Данилой-умником. Вот оно, как у казаков бывает. Даром што батрак, а ежли казачью хватку имеешь, дак и ум свое место обретает, а как жи, да. Дружок мой, Данила-то, трудов ни каких не сторонился, и ежили уж взялся за кое-нибудь дело, то сделает ево со всей старательностью, а за то и казаки, и прочий люд, ему в лицо благодарно глядели, да благодарностев разных приченяли. А он, Данила-то, всю эту благодарность деткам своим передавал, да возле себя их приглядывал. Особенно строго он к своему младшенькому относился. Дюже он любил своего младшего. Александром его крестил, в Маныче новорожденного купал, да как купаву из воды тихой доставал и народу хуторскому на огляд представлял: «Во, люди дорогие, какова сына - казака, мне Господь послал, штобы в старости нашей родителям своим подмогой стать, хуторянам, да братьям с сестрами - заступником быть, а Отечеству нашему - роду казацкому - верой и правдой служить и живота своего не жалеючи...» Да. От, такой он был, дружок мой - Данила. И жизть наша текла по своему руслу, поки той беды не случалось...
- А какая беда случилась, дедуля? С кем она случилась? А как она случилась?
- Ну, можеть все то и не совсем беда, это уж хто на какой бикрень поглядеться захочет, а тольки смута была большая. Вот я зараз и припомню вам для придмера, штобы нагляднее оно було. Сперва канешна царя изгнали, какую-то матушку-демократушку за икону взяли, а наши храмы православные - осквернили да порушать стали. Тут и вскипела кровушка в теле казацком да немереной потекла по земле русской, да до Дона нашего дошла, ажник Маныч наш в кипение пришел да окрасился хмуростью народной. И долго та битва делалась, и много родичей мы потеряли, а хто живой остался, тому бечь пришлось в края чужие да чуждые. Отступление было великое. Там где казаки прошли, покидая свое Отечество, там долго ишшо землица от боли своей стонала да слезьми горькими покрыта була.
Чеботников В. И. Обреченные на... жизнь : повести / Виктор Чеботников. Новочеркасск, 2005. С. 8-9.
