Для меня Родина начинается с Дона. Знаю я, что прадеды мои вовсе недаром выбрали здешние степи для своих куреней. Бежав с Хортицы после указа Екатерины Второй, упразднившей запорожскую вольницу, они нашли здесь то, что было им дороже жизни, — свободу и раздолье. Знаю я, как трудно давалось моим прадедам счастье на обетованной земле. Полвека гнул дед Варлам спину на кулаков Белокобыльских и умер в нищете — ни кола ни двора, а дети его, так и не открыв букваря, пошли в батраки.
Сколько же горючих слез впитала ты в себя, родная земля! Каждую весну выходил из берегов батюшка-Дон, гулял на широком просторе, а потом спадала вода, и опять на лугах проступали соленые проплешины с кустиками горькой полыни. Несладок бедняцкий хлеб, и лиха бедняцкая доля.
<…>
Узнал я по-настоящему свой Дон лишь после того, как дважды пропутешествовал по его берегам от истоков до самого устья. Не много и не мало — почти две тысячи километров в один конец...
Под Тулой, где Дон начинается, я видел маленький ручеек, с трудом пробиравшийся через камыши. Стаду гусей было на нем тесно. А в низовьях, у Азова, теснились тоже, как гуси, громадные морские теплоходы.
На землях тульской, липецкой, воронежской, волгоградской, ростовской вбирает в себя Дон много больших и малых притоков, становясь большой и могучей, но все такой же, как и у самых истоков, тихой и задумчивой рекой. Наверное, был он таким же и сто, и двести лет назад. Впрочем, таким ли?
На донских берегах выходили когда-то русичи на смертный бой с недругами. На Дону рождался в петровские времена русский флот. На его берегах горели костры Разина и Пугачева. Здесь звенели в гражданскую войну буденновские клинки. А в Великую Отечественную войну в донских степях решалась судьба Сталинграда и всей России. Да только ли России?
Моложавенко, В. С. Здравствуй, родная земля! // Повесть о Тихом Доне : приглашение к путешествию / Владимир Моложавенко. Москва, 1976. С. 8–10.
