Степь... Раздольная, неохватная, искристая русская степь! С затуманенными голубыми далями и вековыми курганами, исчерченная красноватыми лесными полосами — абрикосовыми рощами, заставленная скирдами и рядами столбов со всевозможными линиями, с прямыми бескрайними дорогами и сторожевыми будками возле приподнятых шлагбаумов. Спит она безмятежным зимним сном, запушенная нежным, сверкающим на солнце покровом и провода гудят над ней денно и нощно и поют нескончаемую степную песню, будто баюкают, да ветер гуляет над ней, как вольный казак, из края в край, и то шаловливо теребит Кусты одеревеневшей полыни, то притрусит снежком оголенные места колхозной озими или по-озорному сметет грязноватый снег на дорогу, а то вдруг набросится на перекати-поле и гонит, катит его до самого горизонта, как бездомного, и злосчастный куст тот еле успевает перевертываться, прыгая, как заяц, и убегая в затишек балок и лесных насаждений.
А степь все летит и мчится навстречу нам бесконечными полями-дорогами колхозными, все в ней звенит и лихо насвистывает свои зимние песни. И кружится и поворачивается к нам то одной стороной, то другой сверкающая, чистая, веселая степь, словно бы похвастать, похвалиться ей хочется: мол, смотрите, любуйтесь, какая я есть колхозная ширь-земля советская — и дороги мои, что стрела натянутая, и рощи-лесополосы, что леса зеленые, и столбов черед вороненых глаз не окинет, а по белым проводам день-деньской звенит голос родимой земли, голос милой столицы Москвы.
В стороне от дороги, подернутые дымкой, проплывают хутора и станицы с голубыми домиками; притихшие, раздетые разбойником-ветром вишневые сады и левады, а поодаль идут и как будто тяжко шагают к горизонту огромные металлические фермы — посланцы электростанций и несут провода на плечах-рогульках. Тяжкие, видать, те провода, и они то опускаются, то поднимаются к макушкам ферм, но неустанно тянутся и бегут к синеющим степным далям, мимо одряхлевших, унылых ветряков и курганов, через балки и лесные посадки; и кажется, устали фермы шагать по степи этой бесконечной и нести на себе тяжелые провода-линии, и вот-вот скинут их со своих плеч, положат на курганы, чтобы передохнуть малость, — но они все шагают и шагают мимо нас, величественные, несгибаемые, и несут свою ношу все вперед и дальше.
То и дело отделяются от этих железных великанов невысокие ряды столбов с тонкими, легкими проводами и, пересекая дороги, торопливо разбегаются по сторонам, под бугры, в низины, неся энергию машинам, станкам, свет станицам и хуторам — новую жизнь советским колхозным людям.
Соколов, М. Д. На тихом Дону // Первенец великих строек коммунизма. — Ростов-на-Дону, 1952. — С. 80–81.
