Ростов. Мрачный, выжженный, малолюдный. Более или менее уцелела только окраинная часть города, Нахичевань, с маленькими одноэтажными домиками. Все центральные улицы разорены, обледенели, холодны, черны. По улице идёт немолодой измождённый человек, тянет за верёвку салазки. На салазках гроб, сбитый из двух фанерных ящиков. На ящиках написаны знакомые слова: «Папиросы “Дукат”. Ростов-на-Дону».
Не знаю, как будет, но сейчас мне кажется, что, вспоминая потом об этих отчаянных днях войны, отчаянных не с точки зрения военного положения — мы уже почти повсюду наступаем, — а с точки зрения того, в каком состоянии находятся страна и люди, я всегда буду вспоминать эту ледяную ростовскую улицу, этого человека и этот гроб из двух папиросных ящиков.
В последние дни чувствуется, что после взятия Ростова и выхода к реке Миус мы уткнулись здесь в прочную, заранее подготовленную немцами оборону.
Симонов, К. М. Разные дни войны. Дневник писателя : в 2 т. Москва, 1981. Т. 2 : 1942–1945. С. 211–212.