Наступило 6 июля 1942 года. Мне этот день запомнился очень хорошо, как и многим ростовчанам, не только потому, что я тогда, придя в школу, получил там аттестат за 7 классов.
<…>
Но только закрылась за мной дверь, как послышался приближающийся гул множества самолётов. И через несколько мгновений посыпались бомбы. Всё ближе, ближе. Над городом, казалось, раскололось небо. Разрывы бомб сливаются в невероятный гул. Свист, быстро нарастающий, переходит в бульканье. Удар, треск! Я, как и все обитатели квартиры, уже под кроватью. Подо мной заходил пол. Открываю рот и закрываю ладонями уши, чтобы не полопались барабанные перепонки. Воздушная волна выносит последние стёкла и вместе с ними фанеру из окон, сыплется штукатурка. Бомбёжки такой силы ещё не было. Вот приближается новая волна разрывов. С воем сирен пикировщиков нарастает страх. Бомбят около часа. От перенапряжения нервов охватывает дрёма. Рядом тоже притихла Галя. Возможно, заснула. Наконец, налёт прекращается. Короткие гудки Лензавода и паровозов - отбой. Вылезаем из-под кроватей. В пустом оконном проёме ветерок раскачивает провод с какой-то щепкой. Пол усыпан стёклами и извёсткой. В воздухе известковая пыль и пух из подушек. У дома огромная воронка. Рядом горит трамвай. Тротуар засыпан битым кирпичом, повалены телеграфные столбы и зелёные ветки акации. Всё перепутано проводами. На углу Соборного переулка новый дом обнажил крупной бомбой квартиры семи этажей. Неподалеку поднимается в небо густой дым. На Сенную улицу выходит всё больше людей. Глаз еще не привык к новому облику квартала. Еще стоит в ушах звон и на лицах остаётся выражение растерянности. Вот через дорогу мимо воронки бежит мама. Она спешит домой из детского туберкулёзного диспансера, где заведует лабораторией, после того как бомбой была разрушена её старая поликлиника. Начинаем убирать свою квартиру. Я снова забиваю фанерой вылетевшие окна. Не успеваем закончить, как из репродуктора вновь несется: «...Воздушная тревога, воздушная тревога, воздушная тревога... Снова на разные голоса гудят и завывают трубы фабрик и заводов. На город снова идет такая туча самолётов, что их нельзя не заметить на самых дальних его подступах.
С 6 июля1942 года третий воздушный флот Рихтгофена начал систематическую массированную бомбардировку Ростова, куда нацелены огромные силы немцев, готовые к большому летнему наступлению. За две недели непрерывной практически бомбёжки, продолжавшейся вначале целыми днями, а с 13 числа, кроме того, и по ночам, в городе разбито 14 тысяч домов. Сколько при этом погибло людей, вряд ли кому удалось подсчитать. Авиация методически громит город, в котором нет ни значительных военных объектов, ни крупных скоплений войск. Ранним утром наступает двух-трёхчасовая передышка, необходимая немцам для технического обслуживания самолётов. Вначале, до 11 июля, я ходил с мамой на её работу. Врачи и сёстры диспансера в эти дни оказывали помощь пострадавшим от налётов жителям ближайших кварталов. Я сидел в том же подвале, в углу на носилках, и рисовал раненых, маму, луч солнца, проникавший из верхнего окошка с улицы и хорошо заметный в пыльном воздухе подвала. Страшно. При душераздирающем завывании сирен и ударах бомб у одних искажаются лица, другие молятся, третьи отрешенно и скорбно молчат. Днём, каким-то чудом привезли хлеб. Взяв свой паёк, после работы мы торопимся домой. Бежим по безлюдным и разбитым улицам в паузы между волнами самолётов, которые тем временем обрабатывают другие районы города, растянувшегося вдоль Дона на многие километры. Несмотря на июльскую жару, мы, как и большинство ростовчан, в пальто - чтобы не остаться к зиме раздетыми, если дом будет разрушен. Город горит. Ни тревог, ни отбоев больше нет, так как бомбёжка, кроме коротких утренних часов, не прекращается. Урок немецкой методичности. На один квартал бросают фугаски и бочки с нефтью. Следующее звено на него же сыплет зажигалки и завершается цикл снова фугасками. Квартал пылает, стонет и рушится, а «юнкерсы» безнаказанно громят следующий. Зенитки, несмотря на видимое усердие, немецких планов явно не нарушают. Основным результатом их пальбы остаётся лишь множество белых облачков в синем южном небе, постепенно тающих и относимых ветром. Наши истребители не показываются. Готовится штурм Ростова. Не надо быть большим стратегом, чтобы видеть это. Устоит ли город, сумеют ли наши войска преградить путь немцам на Кавказ и далее на восток? Не зря же всю зиму строили такие укрепления? Как и в 41 году объявлено, чтобы все оставались на своих рабочих местах, не допускали паники и бегства из города, что это будет наказываться по законам военного времени, город в безопасности, враг не пройдет. При этом первыми опять, как крысы с тонущего корабля, бегут те, кто потом с каменным лицом будет вопрошать: «По чьему заданию оставались при немцах?». Люди мечутся в поисках относительно менее опасного места. Бегаем и мы с мамой. Но куда бежать? Бомбоубежищ мало и они переполнены, да и ненадёжны. Никто не знает, например, сколько было и навеки осталось людей в специально оборудованном «бомбоубежище» под гостиницей «Интернационал» на Будённовском проспекте после того как в неё попала крупная бомба. То нам кажется надёжней убежище городского сада, то лучше уйти на левый берег Дона, то предпочесть подвал театра музкомедии против нашего дома. И, наконец, никуда неохота, и нет сил ни бежать, ни идти. В убежище Городского сада - простой штольне с двумя выходами и досками для сиденья вдоль обеих ее стенок, рассчитанном на 500 человек, впрессовано несколько тысяч. С потолка течет и капает вода, запах гнили и множества давно немытых тел. Дышать нечем. В полумраке, при слабом освещении редких лампочек, блестят потные лица людей, стиснутых как в часы пик городского транспорта. Удары воздушных волн в этом подземелье страшней, чем снаружи. От близкого взрыва тухнет свет. Паника. Свечи от недостатка кислорода часто гаснут. Люди с нездоровым сердцем удушья не выдерживают. Проведя в этом убежище сутки, мы вырываемся из него, как из ада, с твёрдым намерением никогда туда не возвращаться. Пусть лучше убьет дома или на свежем воздухе.
12 июля - воскресенье, проводим за Доном вместе с соседями. Кто-то, говорят, читал немецкие листовки, предлагающие уходить из города, т.к. он будет окончательно разбит. Говорят, что бомбить будет десять тысяч самолётов. Возможно, это были ложные слухи, сеющие панику. Словом, ранним солнечным и таким тихим после бомбёжек утром мы с узелками пошли за Дон. Шли многие. В пальто, с малыми детьми, потеряв голову от пережитого, люди переходили через еще целый до этого дня мост на Будённовском и не знали, вернутся ли когда назад. Целый день на наших глазах уничтожали Ростов. Самолёты шли густо волнами, по несколько десятков, до сотни машин, разделенные на звенья по три. Одна волна бомбила город, другая, отбомбив, уходила на запад к Таганрогу, третья шла оттуда ей навстречу. И так вертелась карусель с утра до вечера. Над городом гремело, вспыхивало пламя, клубился дым, стелились облака пыли, горели и рвались нефтехранилища у вокзала. Дон нес трупы людей и лошадей. Весь день с неба сыпался дождь осколков от зенитных снарядов. Каждый из этих осколков мог стать для тебя последним.
Вечером мы возвращались домой, сухари кончились, а средства для дальнейшей жизни пока оставались в городе. Мост, которым шли утром, разбит. Перевозит через Дон (по рублю с человека) пьяный рыбак. В небольшой плоскодонке сидит человек двенадцать. Вода не достаёт до верней кромки борта двух сантиметров. Самолёты продолжают бомбить пристань и стоящие у причала суда. Мимо проплывает вниз по течению такая же лодка, только вверх дном. Медленно продвигаемся к правому берегу и, наконец, благополучно его достигаем. Пассажиры счастливы, насколько это возможно в разбиваемом городе. Когда-нибудь это же кончится. Но идут дни, а бомбёжка не прекращается и не уменьшается. Слухи всё тревожней. На улицах, по-прежнему, пустынно. Многие кварталы почти полностью превращены в руины. Тянет гарью.
Щербаков Ю. Бомбардировка Ростова // Картинки войны : (воспоминания ростовчанина) / Юрий Щербаков. Ростов-на-Дону, 2005. С. 18-22.
