… Шурка в это время принимал шубы, шинели, бекеши и накидки в гардеробе ресторана «Ампир». Все прочие впечатления ростовского житья: отец с его огородными курсами, его собственные попытки продолжить занятия в гимназии, работа в трудовых дружинах, спекуляция папиросами в станице Морозовской — всё это в конце концов не оставило в сознании никакого следа. Сознание оказалось заполненным единственным ярким, всепоглощающим и мучительным впечатлением: «Ампир».
Публика чистенькая, офицеры, коммерсанты, хорошо одетые дамы, на чаевые не скупятся, — так что концы с концами вполне можно свести. Но те часы, какие надо выстоять в дверях «Ампира», — настоящая сладостная мука. Не оторвать глаз от сверкающего зала ресторана, перед которым даже лучшие урюпинские чайные, конечно, просто свинарники. И разрывает душу мысль, что нельзя пойти и сесть там, среди посетителей. Он, лучший чтец-декламатор Филоновской гимназии, который способен запросто заполнить своим голосом зал, так что вся эта публика только бы рты разинула, стоит у гардеробной стойки! О, как раздражает певичка, пищащая что-то под звуки оркестра; закроешь глаза и воображаешь, как вышел бы на эстраду и покорил бы зал мощным раскатом голоса и швырнул бы всем этим господам в жирные морды что-нибудь народное, широкое, огневое: «Из-за острова на стрежень!...». И все в восторге, а он небрежно отстраняет чаевые и гордо уходит прочь.
Аннинский, Л. А. Жизнь Иванова. — Москва, 2005. — С. 57–58.
