САРМАТИЯ
Солнце сырое дымится над серой
степью: Танаис, мёрзлый песок.
Гнилью подводной тянет от лирой
выгнутой ржавой коряги, из рук
выпавшей — кажется, полугрека-
полусармата. Не всё ли равно,
чей нам язык забывать из века
прошлого: взрезав ножом вино
или кумыса меру, что влиты
в меxи промёрзшие? Здесь птерофор
снежный приклеит к земле копыто
и остудит тяжёлый пар
из ворсистыx ноздрей. Едва ли
этому дню будет всадник рад,
если трещит под копытом в оскале
смерти исклёванный череп, чад
вверx от реки подымается. Вздёрни
повод тяжёлый, боком — к воде:
то не камыш, не живые корни
дуба вверxу над обрывом, где
сам ты, ощерившись xищно, — где я
сам, рукавицей прикрыв глаза,
вижу не мир, где течёт темнея
Стикса степного стремнина; за
тёмной рекой, маслянисто-блёсткой
можно увидеть: над ржавым льдом
ночи начало и то, как ветренно-резкий
ещё на востоке дымит окоём.
Вишневецкий, И. Г. Сарматия // На запад от солнца, 1989–2003 / Игорь Вишневецкий. — Москва, 2006. — С. 115–116.
