От Маныча до Старочеркасской «Ракета» домчит за несколько минут. В уютном салоне попискивают транзисторы, какой-то парень в очках читает «Neues Leben», спорят о чем-то девушки. Когда показались за излучиной купола древнего собора, кто-то из них сказал:
— Вот красотища!
— Это церковь-то?
— Да нет, посмотрите, как ЛЭП через Дон шагает...
Гигантские мачты электропередач и в самом деле беззаботно перешагнули через реку, будто не заметив старых куполов. Поют на жарком ветру могучие провода.
Год рождения станицы Старочеркасской — 1570-й. Заложили ее «черкасы» — так называли в ту пору украинцев. Они имели право жить на Дону легально (а с ними жили на воле и беглые со всех концов Руси). «С Дону выдачи нет», — говорил сам царь. Стояла маленькая часовенка на майдане, а кругом лепились землянки да деревянные куреня. Запорожский казак Еремеев, побывавший в городке, называл еще одну достопримечательность; «мост живой на бударах (барках), на дубовых палях с перелами». Мост тянулся через весь городок, потому что весной и летом выходил Дон из берегов и приходилось добираться от одного куреня к другому либо по бревнам, перекинутым через улицу, либо на лодках. Приехали сюда генуэзские купцы, окрестили городок «донской Венецией».
В станице и сейчас все дома — на сваях. Еще несколько лет назад, когда Дон бушевал весной особенно рьяно, я, помню, приезжал катером в Старочеркасскую, чтобы увидеть, как мужественно борются станичники с паводком. Трудно, очень трудно приходилось им, и все-таки не покинули казаки те места, где жили их деды и прадеды и где живут сейчас сами. Весной 1963 года вода в Дону поднялась на двенадцать метров. Вертолеты кружили над станицей, готовые в любую минуту прийти на помощь. Тракторами вывозили из затопленных мест скот. И все-таки жизнь шла своим чередом: по многочисленным мосткам, переброшенным через улицу, мамы вели своих малышей в детский сад, школьники после уроков отправлялись по домам на моторных лодках и в шутку называли рулевых «дедушками Мазаями». На домах, деревьях висели тогда необычные «дорожные» знаки: скажем — восклицательный знак и надпись: «Тихий ход!» Значит, под водой забор или другое препятствие. И домохозяйки на лодках в магазин ездили. В станице ведь у каждой семьи лодка, а то и две-три.
Одно в станице место никогда не затоплялось — майдан с девятиглавым Воскресенским собором. Ему почти три века. Строили собор московские зодчие — прямо на болоте — «гасили трясину бутом и дубовым лесом». Пятиярусный иконостас в соборе не уступал по красоте тому, что был в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры, им и сейчас восхищаются туристы.
Оплетенные будто из листьев и гроздей винограда, колонны уходят ввысь, разграничивая иконы древнего письма. Соткано все это из тончайшей деревянной резьбы, покрытой золотом, мерцающим в полумраке. А царские врата — из чеканного серебра, укрытого червонным золотом. Против средних врат — медное пятиярусное паникадило весом в тридцать четыре пуда.
В Старочеркасской едва ли не каждый камень — живая история. Вот турецкие пушки, отбитые казаками под Азовом, массивные ворота Азовской крепости в шестьдесят семь с половиной пудов весом и коромысло азовских городских весов в пятьдесят пудов, — когда казаки сдавали Азов туркам, не пожелали оставить им крепостные ворота и весы, тащили сюда волоком.
В Воскресенском соборе хранятся двухпудовые цепи, в которые будто бы закован был Стенька Разин. Сохранился в станице и курень Кондрата Булавина. На майдане у собора казачий круг избирал его в 1708 году атаманом, а через год на этой же площади домовитые казаки учинили расправу над булавинцами. На том же майдане еще сто лет спустя был засечен до смерти кнутами полковник Евграф Грузинов, обвиненный в попытке поднять восстание, «подобное разинскому или пугачевскому». Тогда же взошли здесь на эшафот войсковой старшина Афанасьев и казаки-гвардейцы Василий Попов, Илья Колесников и Зиновий Косманин — это было накануне восстания декабристов. Своим указом Александр 1 разжаловал город Черкасск в станицу, «дабы не было разбойного гнезда», и повелел заложить на Черкасских горах у Бирючьего Куга новую казачью столицу — Новочеркасск.
Недавно станица объявлена историко-архитектурным заповедником. И вовремя объявлена, потому что многие памятники начали разрушаться: курень Булавина ветхий, уникальная звонница Воскресенского собора (высота ее — сорок пять метров!), атаманский дворец Ефремова, дом казака Жученкова с изразцовой печью — все, что осталось в станице неповторимого, что дорого и нам и нашим потомкам.
А километрах в шести от Старочеркасской вниз по течению Дона есть еще одно заповедное место — урочище Кампличка (его называют еще Монастырским урочищем).
Теплоходы и катера, проходя мимо урочища, салютуют гудками и сиренами — протяжными, чуть тревожными — в честь краснофлотцев с канонерской лодки «Ростов-Дон», погибших осенью 1941 года в неравной схватке с фашистами. Могилу их венчает памятник-обелиск с тяжелым якорем. Каждый год приезжают сюда в День Военно-Морского Флота речники Ростова, Азова, Таганрога, однополчане погибших, чтобы воздать воинские почести товарищам по оружию, возложить на их могилы цветы.
Урочище это издавна, еще со времен Азовских походов, было местом захоронения донских казаков, сложивших голову в сражениях за отечество. Везли сюда павших под Азовом на каюках и хоронили по христианскому обряду. Тысяча братских могил — это ли не свидетельство верного служения донцов родной земле? А традиция салютовать Кампличке гудками ведет свое начало с петровских времен. Здесь похоронены пятеро донских казаков Савченковых из войска Платова — шестидесятилетний есаул, два его сына и два внука. Все пятеро заслужили похвалу Кутузова.
Правнук их — казак Савченков — уже в последнюю Отечественную войну служил в корпусе Плиева и повторил подвиг Александра Матросова. Похоронен он не здесь, а под Веной... И еще один человек похоронен на чужбине — казак Старочеркасской станицы, полковник гвардии Иван Турчанинов, эмигрировавший в Америку, чтобы сражаться под началом Линкольна за свободу негров...
...Все дальше остаются за кормой святые холмы Камплички, тонут понемногу в сизоватой дымке купола собора. А через Дон шагают новые и новые гигантские опоры высоковольтных передач — во все концы уходит ток Новочеркасской ГРЭС. Если всмотреться в голубоватые дали, можно разглядеть корпуса этого гиганта энергетики, равного по мощности четырем Днепрогэсам.
Может, и неспроста на этот гигант, на ЛЭП, шагающие через Дон, обращали больше внимания мои спутники, когда «Ракета» подворачивала к Старочеркасской.
Моложавенко, В. С. Донская Венеция // Повесть о Тихом Доне : приглашение к путешествию / Владимир Моложавенко. Москва, 1976. С. 254–258.
