Тихий Дон был совсем рядом, и сюда, в степь, долетали волны мягкого, увлажненного ветра. И может быть, потому, что сама степь дышала зноем, а от реки все время тянуло прохладой, по ложбинам, оврагам и даже по равнине, обтекая холмы, стлались легкие, как дымок, туманцы. Вечерами то тут, то там вспыхивали костры — придонская степь жила и ночью, в ней слышались голоса пастухов, щелканье бичей, лай сторожевых псов. И слышались тихие, задушевные, как сама седая старина, слова песни: «Ах ты, Дон, тихий Дон, родный батюшка».

Казалось, сотни лет спокойно лежала вот эта степь, слушала заунывные песни чабанов и кочевников, любовалась дымными туманцами, да так всё и останется впредь, как было извечно. Ночами будут гореть костры, вместе с песнями плыть тишина, а по утрам и когда степное солнце станет обжигать землю, беркуты повиснут над желтоватой пожухлой травой, зоркими глазами выслеживая добычу…

Лебеденко, П. В. Ровесники : [очерк. — Ростов-на-Дону, 1963]. — С. 1.