Улочка, на которой вырос Лис, тянулась по высокому правому берегу вдоль Дона. Район имел дурную репутацию: окраинная слободка, край отсидевших арестантов.
Семья Кореневых переехала сюда, когда Лису было восемь лет. Наслушавшись разговоров о месте будущего жительства, он с опаской прошелся по кривой, с крутым спуском улочке вдоль деревянных и саманных домишек с выкрашенными в охряной цвет крышами. Краску изобильно воровали с комбайнового завода, кроме крыш, ею красили и деревянные полы.
Люди попадались обычные, только майки мужчин открывали обильные синие разводы татуировок, улыбки обнажали щербатые, с тусклыми фиксами рты.
И у женщин имелись татуировки, это Лиса удивило: раньше он такого не видел.
Удивило и то, что двое сверстников, с которыми он в первый день познакомился, называли друг друга не именами, а прозвищами. Худощавый, с нездоровым румянцем Муха и плотный, с налезшими друг на друга передними зубами Кривозубый. Через несколько лет Муха стал Крысой, тогда Лис думал, что по фамилии Кривсанов, но годы спустя понял: скорее из-за личностных наклонностей и привычек.
Валерка Добриков так и остался Кривозубым, потому что у одуревших от пьянства родителей не хватило ума отнести его к стоматологу. В околодонской слободке не придавали значения физическим недостаткам, а уж тем более косметическим дефектам. Как есть, так и есть. Жить можно — и ладно! А если жить становилось нельзя — хлебнул уксусной кислоты вместо водки, или напоролся брюхом на нож, или блевал, лежа на спине — тогда смирением умирали. Похороны, поминки, водка — жизнь шла по следующему кругу.
Большинство обитателей неказистых домишек работали рядышком, на городской ТЭЦ, длинный забор которой тянулся напротив облупившихся, просевших и растрескавшихся фасадов. Ночью за забором гремели цепями об отполированную проволоку громадные лохматые псы
В безветренную погоду высокая кирпичная труба засыпала окрестности крупной черной пылью. Если у кого-то в это время сохло белье, то оно изменяло цвет на противоположный, приходилось перестирывать, а воду носили в горку за квартал, потом взгромождали на печь огромные выварки... Но это считалось в порядке вещей, поэтому ругались беззлобно, для порядка.
<…>
Среди пацанов часто затевались споры — хватит ли смелости залезть по ржавым железным скобам хотя бы до середины трубы. Но желающих не находилось.
<…>
Потом ТЭЦ перешла на газ и перестала загрязнять окрестности, угольные котлы убрали, и Генка, сын сторожихи, пустил приятелей в гулкий, уходящий далеко вверх, к небольшому кружку неба, кирпичный конус трубы.
Корецкий, Д. А. Антикиллер : роман. Ростов-на-Дону, 1995. С. 241–242.
