А дальше жизнь была безжалостна к нам. Мы вынуждены были искать пристанища. Нас приютили у себя далекие родственники мамы в Миллерово. Некогда большая семья распалась, чтобы никогда больше не собраться.
И только много лет спустя дошли до нас печальные вести. Лиза в сентябре 1943 г. по доносу была расстреляна немцами и похоронена деревне Кантемировка Воронежской обл. О судьбе Кости я узнал много лет спустя, когда его не было в живых. В 1939 году отец был реабилитирован, вернулся к нам в Миллерово и вскоре умер. Вот так и распорядилась судьба нашей семьей.
Каждый шел своей дорогой.
Спустя годы как-то вечером, на квартире раздался телефонный звонок. Звонившая женщина сказала, что смотрела телевизионную передачу, в которой я выступал по случаю праздника (Дня Воздушного флота) спросила, имею ли я отношение к Ефимову Константину Николаевичу, ее отцу. Я ей ответил, что он мой сводный брат и пригласил ее в Москву. Это была старшая дочь Кости. Через некоторое время мы встретились семьями старшей и младшей сестер.
Сразу же после войны я много раз делал попытки узнать о судьбе брата. Запрашивал в Главное управление кадров МО и архив МО, но никакими сведениями о Ефимове Константине Николаевиче эти организации не располагали.
А ларчик открывался просто: Костя был сотрудником разведорганов, запросить которые я просто не догадался. О чем очень и очень сожалею. Он в войну прошел трудный путь разведчика в одном из иностранных государств.
Был награжден многими орденами. После войны он умер. Похоронен в Одессе.
Но это было потом.
Как-то шефы из воинской части подарили нам настоящий планер. Радости нашей не было предела. Открывается планерная школа! Скоро будем летать! С гордостью мы таскали свою огромную крылатую игрушку из мастерских на аэродром. По пути к нам присоединялись подростки с других улиц, и вскоре на летном поле собирались ребята чуть ли не со всего города.
Правда, планер УС-4 был старенький, чиненый-перечиненный, весь в заплатах, и мы больше ремонтировали его, чем занимались на нем. Но и от этого на первых порах мы испытывали огромное удовлетворение.
Прежде чем летать, надо было освоить подлет — кратковременный отрыв планера от земли. Но еще раньше мы проходили так называемую балансировку. На врытом в землю штыре устанавливался планер. Учлет садился в кабину и, действуя рулями, за счет набегавшего потока ветра удерживал планер в горизонтальном положении.
У концов крыльев и у хвостового оперения для страховки стояли товарищи и удерживали планер от сваливания, если неудачливый учлет допускал ошибку. С каким душевным волнением выполняли мы эти нехитрые упражнения! Сидишь в кабине и забываешь, что ты всего-навсего балансируешь планер. В мыслях ты уже где-то далеко-далеко, в бескрайнем небе. Казалось, в руках не фанерный планер, а грозная боевая машина. Какие это были прекрасные мгновения полета мальчишеской фантазии! И только нетерпеливый возглас очередного учлета выводил из удивительного состояния.
Ежедневно приходили мы на занятия и терпеливо дожидались своей очереди. После их окончания любовно зачехляли планер и с чувством выполненного долга строем, с песней покидали аэродром.
— Завтра начнем полеты, — объявил нам инструктор.
И вот настал этот памятный день — 18 августа 1938 года. Задолго до установленного срока пришли мы на аэродром. Было ясное утро. На сердце радостно и тревожно: сегодня должна свершиться заветная мечта — летать..
Охотников много. Кому же первому?
— Тебе, Саша, — учитывая мою особую привязанность к авиации, решили товарищи, такие же пятнадцатилетние пацаны.
Занимаю место в кабине. Проверяю ход ручки, педалей и жестом даю знак инструктору: к полету готов. Запуск производился довольно просто — с помощью резинового амортизатора, закрепленного за крючок в передней части планера. Два резиновых уса амортизатора учлеты натягивали под углом к оси направления взлета. Планер в этот момент удерживался с помощью нехитрого механизма-штыря и особой крестовины.
— Старт! — подавал команду инструктор.
Учлет тянул за специальный тросик, освобождая стопор, и уже ничем не удерживаемый планер послушно взмывал в небо.
Так вот начался и мой первый безмоторный полет. Ни с чем не сравнимое чувство охватывает тебя. Прошло с того памятного утра много лет, совершены тысячи взлетов и посадок на различных самолетах и вертолетах, днем и ночью, в любых метеорологических условиях, а первый полет, как и та безымянная высота, не забудется никогда. И перед каждым новым взлетом до сих пор сладко замирает сердце, каким бы он ни был по счету — сто или тысяча первым! Видно, нельзя привыкнуть к этому удивительному состоянию. И так — на всю жизнь, пока судьба дает возможность летать...
Высота — метров пять — десять. Планирую через летное поле и довольно благополучно произвожу посадку... Не каждая заканчивалась тогда так гладко. Иной раз при нерасторопных действиях набивали мы себе синяки и шишки, а планер тут же, на летном поле, приходилось ремонтировать. Но даже при неудачах не унималась страсть к полетам.
«От модели — к планеру! С планера — на самолет!» — вот лозунг, который определил нам место в жизни.
После окончания Миллеровской средней школы № 2 группа выпускников была принята в Ворошиловградский аэроклуб им. Леваневского. Отбор кандидатов проводился в горвоенкомате специальной комиссией, в которую входили, кроме медиков, представители городских властей и аэроклуба. Возглавлял комиссию начальник военного отдела горкома партии Иван Яковлевич Миронцев. Благодаря И. Миронцеву я был принял в аэроклуб. Дело в том, что мой отец в 1937 году был репрессирован, что послужило причиной внимания к моей персоне соответствующих органов, несмотря на то, что в 1939 году он был уже реабилитирован. Клеймо сына врага народа долго еще преследовало меня.
В сентябре 1940 года 12 человек миллеровцев уезжали в Ворошиловград для первичного летного обучения в аэроклубе.
Ефимов, А. Н. Первая высота // Над полем боя / А. Н. Ефимов. Москва, 2001. — С. 26–28.
