В детстве я жил на трамвайной улице. За моими ок­нами один за другим убегали в голубую даль красные вагончики. В любое время я мог сесть в какой-нибудь из них и умчаться на край земли.

Трамвай будил меня по утрам своим переливчатым звоном; и дальше весь день был поделен этим звоном, как часовой циферблат. Я вскакивал с постели, ле­пился к стеклу и тотчас видел высунувшегося из вагон­ного оконца рыбника Армо. Толстый, лысоватый, с двумя шпалами усиков под кавказским носом, он, как всег­да, славно улыбался… Армо ехал от самого трамвай­ного парка — первый пассажир, баловень судьбы.

Недалеко от дома была остановка. В вагончики то­ропливо взбирался народ. Последними обычно оказыва­лись наши соседи: пожилые, «на войлочном ходу» сест­ры Гуревич в серых шляпках и верткая парикмахерша Маня Шмыткина с желтым ридикюлем под мышкой.

Кондуктор дергал за веревочку, раздавался метал­лический щелчок, и трамвай укатывал.

Я слезал с подоконника и неохотно шел умываться, потом завтракал, уныло выслушивая мамины нотации, а перед глазами все плыл и плыл красный трамвай. Вот он притормаживает на углу — это спрыгивает дя­дя Армо. Рукой машет:

— Спасибо, дорогой!

Трамвай катит дальше, а дядя Армо отпирает свой рыбный магазинчик. Он что-то мурлычет себе под нос: отличное настроение у продавца Армо. Он приглаша­ет в магазин дворника — здоровенного, бородатого му­жика по имени Игнат.

— Заходи, дорогой, сэлди кушать.

Игнат все уже давно подмел, прибрал, порожек у мага­зина от души выскоблил, водичкой смочил. Сибирьковая метла отдыхает в ведре. Конечно, дворник Игнат только Армо и ждал.

...Тут за окном звенел еще один трамвай. И, поза­быв об Армо, об Игнате, я сыпал в портфель учебники, — летел в школу.

***

Помнится, в апреле это было, накануне майских праздников. Окрест палисадники вспенились абрико­совым цветом, и в нашем городе началась настоящая жизнь. Всюду людно, весело, просто половодье ве­селья! Вообще я заметил, людям веселее всего вес­ной, потому что весна — это как бы большая суббота, лето — воскресенье — впереди. И вот в один из таких дней я, наконец, решился проехать на тыльнике трамвай­ного вагона — «на колбасе». Нет, нелегко было ре­шиться. Но именно той весной мальчишки почти потеряли интерес к езде «на колбасе». Все реже и реже встречный ветер трепал их чубы и ранил робкую душу. Пацаны вдруг предпочли для путешествий скучный салон — раскатывали в нем зайцами. А я рисковал остаться на всю жизнь человеком, так ни разу и не промчавшимся с ветерком «на колбасе» трамвайного вагона.

Итак, я встал на удивление матери раньше обыч­ного, споро снарядился в школу. Времени покататься «на колбасе» было достаточно — верных две остановки.

Я быстро добежал до следующей остановки, подаль­ше от своего дома, подстерег там очередной трамвай, примерился к тыльнику вагона. Цепляться, однако, не спешил, выжидал, когда кондуктор дернет за вере­вочку, подаст сигнал и трамвай тронется. В противном случае любой взрослый стащит за шкирку. Я страшно волновался. Но выполнил точь-в-точь — с металличес­ки цокнувшим сигналом кондуктора вскочил на пе­тельку прицепа, как и положено, ухватился за рези­новый шланг — за «колбасу».

Ура! Поехали!

Но ликовал я недолго. Портфель... Он быстро тя­желел в руке и вскоре стал пудовой гирей. Трамвай на­бирал скорость, вагон бросало, как при шторме. Шланг в ладони пружинил, земля под ногами бешено летела. И вообще все вокруг неслось стремительно и жутко.

Рука, цепко державшая шланг, совсем одереве­нела — надо было срочно избавляться от портфеля или как-то перехватиться. Иначе... Ох, лучше не думать об этом «иначе». А легко ли выбросить портфель? В нем пенал, цветные карандаши, глиняный свисток-кукушечка, новенькая рогатка с красной резинкой, книжки, нако­нец. Все это разлетится, пропадет. Обливаясь ледяным потом, я принялся мостить портфель под коленку, пытаясь прижать его к вагону и освободить руку. Я умолял всех фей, всех волшебников мира страдальческим внутренним голосом остановить эту дьяволь­скую коробку. Не знаю, что было в тот момент на моем лице, только когда я вдруг мельком увидел за стеклом прямо перед собой круглые, выпученные до синих пау­тинок глаза продавца Армо, меня охватил ужас.

И тотчас трамвай остановился.

Удрать сразу я не смог, просто ноги, счастливо кос­нувшиеся спокойной тверди земли, на какой-то миг от­казались служить. Но этого оказалось вполне достаточ­но, чтобы угодить в лапы рыбника.

Барвенко, В. В. Трамвайное соло : повесть // Золотой дождь : повести и рассказы / Владимир Барвенко. — Ростов-на-Дону, 1991. — С. 36.

ещё цитаты автора
БАЛЬМОНТ Константин Дмитриевич
БАРСУКОВ Эдуард Григорьевич
 
12+