СЕВЕРОКАВКАЗСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Летом я работал снова в Северокавказской экспедиции. Сначала экспедиция работала на Кобяковом городище у станции Акайской, где А. А. Миллер производил раскопки в 1925 г. Это городище интересно тем, что именно на нем были произведены первые из засвидетельствованных раскопок на территории России. Венецианский купец Иосафат Барбаро, прибывший в 1436 г. с коммерческими делами в Тану, где прожил 15 лет, с кладоискательской целью произвел раскопки в восточной части Кобякова городища. В описании своего путешествия Барбаро много места уделил рассказу об этих раскопках. Следы котлована, вырытого, вероятно, Барбаро и его товарищами, были явственно заметны.
Экспедиция одновременно производила раскопки в нескольких местах городища. Два раскопа А. А. Миллера и А. А. Иессена исследовали каждые слои («Культуры I и II») в юго-восточной части городища. Они представляли особый интерес, так как отсутствовала «доскифская культура». Разрезы этих раскопов выявили мощную свиту культурных слоев и давали большой материал для стратиграфических исследований. В этом деле А. А. Миллер был мастером. Раскоп Т. Н. Книпович и мой не выходили за пределы римского времени. М. И. Артамонов копал на холме восточной части, на месте «шляпы» (холм имел такую форму), где за 500 лет до него копал Барбаро. Там были средневековые слои.
Впервые я получил самостоятельный раскоп и был этим очень горд. Когда площадь моего раскопа значительно расширилась, ко мне на помощь пришел П. И. Шульц; с ним мы дружно поработали до конца раскопок. Работа меня увлекала, я старался ее выполнять как можно лучше, тщательно вел дневник, делал детальные чертежи, задерживался на раскопе и после окончания работ. А. А. Миллер любил рисовать карикатуры на своих студентов. Не ушел из-под его карандаша и я. Отъезжая после окончания дня на лодке, он видел, как я, разбирая и упаковывая добытый материал, еще копался на вершине городища, а мой раскоп был в самой высокой части. Он и изобразил мою фигуру, похожую на вопросительный знак, на вершине холма.
Раскоп содержал много ям различной формы, заполненных золой и обломками глиняной посуды, но однажды мне посчастливилось найти три целых горшка грубой лепки. Находка сосудов такой сохранности была редкостью. Я их тщательно забинтовал, а в станицу повез сам Миллер на лодке. Через несколько дней до нас дошла легенда о том, что экспедиция нашла горшки с золотом, которые увез сам профессор.
Когда коллекция предметов из раскопок Кобякова городища была передана в Эрмитаж, моим грубым горшкам была оказана честь на выставке Отдела истории первобытной культуры. Профессор Л. Д. Мацулевич усмотрел в них показательные образцы «народного искусства», и один из моих дикарских горшков красовался на очень хорошем пьедестале.
В этом году в экспедиции работало много студентов-практикантов, жили мы дружно и весело, ночевали на партах в школе. Обстановка в Северо-Кавказской экспедиции была дружной, и ее сотрудники продолжали совместно работать и зимой. Мне приходилось совмещать Мраморный дворец, где была Академия истории материальной культуры, с Эрмитажем. После окончания работы на Кобяковом городище мы совершили разведочную экскурсию по линии С—Ю, проходившей через центр городища. Первый мой раскоп находился в самой северной части, на выступе, который был условно назван «пристанью». Выяснилось, что «пристань» была насыпной, и в разрезе четко выявлялась ее структура. Второй раскоп был разбит в южной части, на окраине городища. Там преобладала местная керамика при сравнительно небольшом количестве черепков античных амфор. Обратную картину дал раскоп в центре городища. Там преобладали обломки амфор, античной керамики разного типа, среди которых нередки были и черепки чернолаковых сосудов.
Мой третий шурф находился на берегу высохшего притока, омывавшего Танаис с юга. Очень четко в рамке обрисовались обрез песчаного берега и темные заполнения высохшего протока, в котором был найден только один сильно обмытый обломок ручки амфоры. Таким образом, разведочные работы, вернее шурфы, с полной очевидностью подтвердили данные топографической съемки.
После этого мне была поручена раскопка небольшого кургана в восточной части городища. Давно хотелось мне раскопать курган, так как я устал от кропотливой работы по изучению «культурных наслоений».
Курганный и грунтовый могильники Елисаветинского городища были богатыми. Из них немало золотых изделий пополнили Особую кладовую Эрмитажа. Во время дореволюционных раскопок А. А. Миллера был найден акинак в золотых ножнах. Около Елисаветинского я видел большой курган, который начал раскапывать Ушаков, а кончили за него рабочие, нашедшие много золота, но несколько человек были засыпаны обвалом. Много легенд ходило вокруг этих курганов. Один из наших рабочих очень убежденно рассказывал мне, что раз, когда он копал курган, показался уже угол сундука, но не успел он его расчистить, как вдруг зазвенели бубенцы и мимо него пролетела тройка с барином. Когда он оглянулся, то сундука уже не было — «это нечистый проехал на тройке». Убежденность свою он подкреплял тем, что крестился и понижал голос, чтобы «нечистый» не услышал. Теперь нам трудно понять психологию крестьян того времени, воспитанных на легендах.
Мой курган меня разочаровал, хотя нечистый тут был ни при чем, грунт оказался очень твердым, а погребение начисто разграбленным. Грабители оставили мне лишь обломки амфоры и разбросанные человеческие и конские кости.
В Елисаветовской я жил с А. А. Миллером в одном доме; за ужином с традиционной жареной картошкой я решился дать ему мою статью о египетском термине «железо». Он ее с интересом прочел, привел много этнографических примеров и настоятельно рекомендовал мне отдать ее Н. Я. Mapру. Так я и поступил после экспедиции — статья была напечатана в первом выпуске «Докладов Академии наук» за 1929 г., и я был рад, что ей была предоставлена первая страница: она открывала «Доклады».
Пиотровский, Б. Б. Страницы моей жизни. Санкт-Петербург, 1995. С. 58–61.
