Учебное заведение, обозначенное в моей комсомольской командировке, именовалось ДОПТом — Донской областной педагогический техникум.

Секретарь приёмной комиссии Алексей Кондратьев, говорливый парень с любопытными глазами и маленьким носиком, одетый в парусиновую толстовку с чёрным галстуком, на ногах сандалии, вручил мне два листа бумаги.

— Это для заявления, а это анкета; нужно заполнить всякое там: родился, крестился, учился, женился, а если нет, то почему?

Я пристроился к подоконнику, заполнил анкету и написал заявление. Оно гласило «Занятый борьбой с бандитизмом и проведением хозполиткомпаний, я не имел времени подготовиться к экзаменам. Прошу принять без испытаний».

— Чудесно! — сказл мне секрктарь, то ли одобрительно, то ли насмешливо, рассматривая мои бумаги.

Справка о социальном происхождении была форменная — со штампом и печатью сельсовета, справка же «по части образования» ему не понравилась.

— Печать пустая… Ну что это за колесо?

Печать и в самом деле была необычна. По её окружению читалось — Каменская мужская гимназия, но вся середина отсутствовала, будто катился обод колеса.

Справку эту я получал в 1920 году, собираясь посту­пать на педагогические курсы. Тогда школа II ступени, в которую превратилась моя гимназия, пользовалась пе­чатью, изготовленной ещё во времена всевеликого Вой­ска Донского. Когда-то посредине печати скакал олень, пронзённый стрелой. Но оленя пришлось срезать — иные времена.

— Может, у вас ещё какие-нибудь документы на­счёт образования есть?

— Если вас не устраивает колесо, могу представить вам вот эту грамоту — похвальный лист за успешное окончание четвёртого класса гимназии.

Большого формата, на плотной бумаге, мой похваль­ный лист был многократно свёрнут и за долгую труд­ную дорогу сильно измялся. Кондратьев с любопыт­ством разгладил его на столе.

— Подпись Митрофана Богаевского... Это интересно. Ишь какая размашистая! Донской Златоуст... А ви­дом на образование эта грамота всё равно служить не может.

Мне очень не нравился насмешливый, покровительственный тон этого парня в парусиновой толстовке, я решил с ним тоже не церемониться.

— А что, собственно, вас смущает? Подпись Митрофана Богаевского? К моему глубокому сожалению, не я ведал назначением директоров гимназий. Может быть, документ подложный?

— Ну что вы!.. Я далёк от этого.

— Значит, документ подлинный, за подписью ди­ректора и всех членов педагогического совета. Выходит, что я всё-таки окончил четыре класса гимназии. А боль­ше для поступления к вам и не требуется. И просьба — когда мои документы пройдут приёмную комиссию, вы их мне верните. Мне нужно поступать ещё в художе­ственную школу и в университет.

— В консерваторию тоже? — сощурился Кон­дратьев.

— Не мешало бы и туда. На хуторе я неплохо иг­рал на гармошке, а в гимназии по вечерам учился иг­рать на скрипке.

— Ну ладно, доложу приёмной комиссии... Там вид­но будет!

И Кондратьев положил мои бумаги в папку.

— А в вашу столовую меня зачислите?

— Зачислим в ДОПТ, зачислим и в столовую. А по­ка ничем помочь не могу... Да теперь это не пробле­ма — на базаре и в магазинах еды полно.

— А жить мне где?

— Мы скоро переезжаем на Ткачевский, 111/113. Идите прямо туда. Правда, жить пока трудновато.

Большой трёхэтажный дом, куда меня послали, был только что освобождён каким-то учреждением; в зда­нии, что называется, были только голые стены. В дальней комнате на третьем этаже я расстелил на полу у стены шинель и с несказанным блаженством растянул­ся на ней. В поле мы подкладывали под голову старый зипун или мешок с зерном. А тут пришлось доволь­ствоваться «горбовиком», в котором оставалось только бельё, хлеба там уже давно не было. Но всё равно, рас­тянувшись на дощатом полу, я почувствовал себя счаст­ливым человеком.

Алпатов, М. Возвращение в юность : автобиографическая повесть / М. Алпатов. — Москва, 1983. — С. 5–8.