МОСТЫ МУЖЕСТВА

Восьмого февраля 1943 года наши войска освободили Азов. Вместе с передовыми частями вошел в него и наш 6-й горно-минно-инженерный батальон и тут же получил боевую задачу навести наплавной мост через Мертвый Донец для переправы кавалерийских частей, готовящихся к освобождению Ростова с запада. Мы разместились в домах по 5-8 человек. Переправочных средств у нас не было. В низовьях Дона стоял лед, кое-где давали знать о себе полыньи. Их мы решили использовать для того, чтобы быстрее установить плавучие опоры, которые надо было изготовить в виде плашкоутов, похожих на небольшие суда длиной в четыре, шириной в два и высотой более одного метра. Для изготовления их использовали доски, которые пришлось выдирать из полов в квартирах жителей города.

В ночь на 14 февраля 1943 года, отступая из Ростова, гитлеров­цы взорвали автодорожный и железнодорожный мосты через Дон в районе города и все мосты на дамбе Батайск-Ростов. Общая про­тяженность их составляла около двух километров. Это обстоятель­ство в значительной степени усложнило переправу танков, артилле­рии, боеприпасов, продовольствия и горючего для наших войск на Миус-Фронте.

Утром 14 февраля 1943 года ростовчане встречали своих осво­бодителей от немецкой оккупации. Была радость, были слезы, было немалое удивление. Слезы и радость — по поводу освобождения, а удивление — потому что красноармейцы в ладных белых полушуб­ках, валенках, шапках-ушанках и трехпалых варежках ехали в санях, которые везли... верблюды. В город вступала верблюжья кавале­рия 28 армии генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко, двигавшаяся в Ростов от Элисты через Сальские степи.

Город лежал в руинах. На улицах было много трупов-немцев и гражданских лиц. Стены ростовской тюрьмы были свидетелями жут­кой расправы гестаповцев над мирным населением перед отступле­нием из города: 1154 трупа женщин, детей, стариков — в камерах и во дворе, группами и в одиночку. За два дня до бегства из Ростова, озлобленные стойкостью бойцов батальона Гукаса Мадояна, окку­панты расстреляли большую группу жителей прилегающих домов вместе с квартальным старостой в холле сожженного Лендворца.

Из 510 тысяч жителей довоенного Ростова встречали своих освободителей около 170 тысяч. Более 80% капитальных зданий было разрушено или сильно повреждено, а 11 733 дома разрушено совсем. Из 274 промышленных предприятий уцелело 6. Причинен­ный Ростову ущерб оценивался астрономической по тем временам сумой — 3 миллиарда сто миллионов рублей. Злодеяния оккупан­тов в Ростове стали предметом расследования специальной прави­тельственной комиссии.

Наш батальон, только что обеспечивший в районе Азова пере­праву кавалерии через Мертвый Донец, совершил форсированный марш в Ростов. Еще дымились развалины города. Искореженные взрывом металлические фермы моста торчали на черном от гари льду. Мы сразу же приступили к работам по восстановлению разру­шенного моста на правом берегу Дона. Было принято решение разобрать разбросанные взрывом фермы до наступления ледохо­да. День и ночь кипела работа. Однако нагрянувшая оттепель не позволила сделать это — часть ферм ушла на дно реки. Сложность работы заключалась в том, что правый берег Дона представлял узкую полоску, застроенную вплотную складскими и подсобными помещениями речной пристани. Мест для развертывания площадок со строительными материалами не было. Развалины домов по обеим сторонам Буденновского проспекта тянулись до самого уреза воды. Негде было даже отрыть щели для укрытия личного состава на случай вражеской бомбардировки. По сигналам воздушной тревоги нам приходилось убегать до Центрального рынка и укрываться в церковных подвалах.

С началом работ мы получили значительную часть пополнения, призванного в районах Ростовской области. Эти люди были и плотниками, и кузнецами, и монтажниками. Как тут не вспомнишь таких славных мастеров, как Ковалев, Беляев... Они сумели быстро передать свой опыт молодым саперам. Стало намного легче работать. Надо сказать, что мы не имели опыта строительства высоководных мостов. Учиться этому пришлось в процессе работы. Мы многое переняли, как говорится, и взяли на вооружение у железнодорожников, которые рядом восстанавливали разрушенный железнодорожный мост через Дон. Успешно стали использовать шпалы для клеточных опор на суходольной части мостового перехода. Это позволило нам упростить конструкцию моста и сократить сроки его возведения. Имевшиеся в порту большегрузные речные баржи использовались в качестве паромов.

После длительных и упорных усилий первая от правого берега опора в воде была восстановлена. Две аксайские вспомогательные фермы, смонтированные на дамбе, надо было подать на ту опору чтобы начать с помощью их сборку основных мостовых ферм. И этот час настал. К носовой части длиной не менее пятидесяти метров был прикреплен конец троса, а другой переброшен через блок, установленный на мачте и закрепленный к лебедке на берегу. Этот трос должен был поддерживать ферму на высоте, при которой можно легко подать ее на ближайшую от берега опору, расстояние до которой составляло не меньше тридцати метров. Вторая лебедка, установленная с противоположного берега, тянула ферму на опору. Все было нормально, пока не стали подтягивать ее на последних метрах к опоре. В этот критический момент, когда тяжесть фермы была максимальной, удерживающий ее трос не выдержал нагрузки и лопнул, а ферма упала, уткнувшись носом в воду. Была большая неприятность. Во всем обвинили нашего командира роты старшего лейтенанта Бородкина. Строительство моста задержалось не менее чем на двое суток.

Произведя заново расчет троса и противовеса, Иван Иванович Бородкин, как бы для подстраховки, приказал мне сесть на нос аксайской фермы и наблюдать за ее состоянием во время поднятия и опускания на опору. Помню, что я сидел ни жив ни мертв. Благо, все обошлось благополучно.

Вспомогательная ферма была прочно поставлена на противо­положную опору. Так же были поданы и другие фермы, с помощью которых начали монтаж и установку основных несущих ферм про­летного строения моста.

Особенно тяжело приходилось ночью. Монтажники, сидя вер­хом на мостовых фермах, на ощупь вставляли болты и завинчивали гайки. Одно неосторожное движение и полетишь вниз, в холодные воды Дона.

Первое время авиация противника не так уж часто бомбила строящиеся мосты через Дон и на батайской дамбе. Удары нано­сились главным образом по Батайскому железнодорожному узлу и по Ростову. Ведь в Батайске было сосредоточено большое ко­личество различной боевой техники, продовольствия, горюче-смазочных материалов, необходимых для Миус-Фронта. И немецкая авиация наносила по ним ощутимые удары. Бомбардировка вос­станавливаемого нами моста началась тогда, когда контуры его стали вырисовываться. Теперь уже он хорошо просматривался с воздуха и ночью. Замаскировать электросварочные работы было невозможно. 22 марта в середине дня большая группа немецких самолетов появилась над мостом и начала бомбежку. Однако зе­нитные батареи нашей противовоздушной обороны, прикрывавшие мост, своим огнем не дали возможности сбросить бомбы наиболее прицельно. Взорвавшись на берегу и на воде, они не причинили серьезных потерь. Теперь надо было ожидать и ночных бомбар­дировок, что и произошло в ночь на 25 марта 1943 года. Как раз в эту ночь я был с группой электросварщиков, которые работали на главной ферме, возвышающейся над береговой суходольной час­тью на четыре-пять метров.

Около полуночи я, не сомкнувший за трое суток глаз, расставив электросварщиков по рабочим местам и предупредив своего помощника сержанта Поповича, решил немножечко отдохнуть здесь же, на ферме. В пролетах между опорами находились прогоны из двутавровых балок, пройти по которым без постеленных досок было очень опасно (высота 4–5 метров). Я уложил на прогоны две доски, лег на них и привязался на всякий случай своим ремнем, чтобы не упасть. Уставший, быстро заснул. В это время вражеский бомбардировщик выключив мотор, бесшумно зашел над мостом и сбросил бомбы. Я от резкого взрыва бомбы, попавшей в одну из опор ближе к противоположному берегу, упал с четырехметровой высоты и каким-то чудом остался живым. Просто повезло. На опоре, подвергшейся удару бомбы, работало десятка четыре саперов из другого батальона. Все они попадали в ледяную воду. Мои электросварщики остались невредимыми. Свет над мостом погас. Спасательная команда во главе с лейтенантом Жуковым на лодках бросилась к убитым и раненым caперам, оказавшимся в воде. Борьба за спасение жизней продолжалась до самого рассвета. Рядовые Горбатов, Кустов и другие, рискуя жизнью, бросались в воду, спасая утопающих раненых воинов.

А однажды несколько «юнкерсов» зашли со стороны железнодорожного вокзала и, спикировав, пронеслись над улицей Московской, сбрасывая неизвестные для нас ящики с кассетами, которые налету раскрывались, рассыпая небольшие бомбы, похожие на консервные банки. Одна из них упала рядом с кухней нашей роты во дворе дома на улице Станиславского. К счастью, бомба не разорвалась, а несколько застряли на крышах домов. Более трех часов я и сержант Попович наблюдали за новыми взрывоопасными средствами противника. Было отчетливо видно, что взрыватели у них похожи на маленькие пропеллеры со стерженьками с резьбой. Заметили, что все они оказались с недовывернувшимися до конца из гнезд на корпусах. Это позволило нам предположить, что «мини-бомба» должна взорваться лишь тогда, когда взрыватель полностью выкрутится из гнезда. Более трех суток потребовалось взводу, чтобы отыскать и уничтожить два десятка таких «мини-бомб».

Во второй половине марта ростовчане узнали самое коварное по тому времени оружие врага. На город были совершены массированные налеты немецкой авиации, сброшено большое количеств мелких бомб и очень много мин-сюрпризов в виде зажигалок, карманных фонарей, авторучек, часов, игрушек, шкатулок. Достаточно было взять в руки такую «игрушку», как следовал взрыв. Жертвы были огромными: машинами собирали на улицах тела погибших и хоронили в братских могилах.

Так уж случилось, что Великая Отечественная война уготовила для Ростова самую тяжелую и своеобразную судьбу. Это единствен­ный город страны, который дважды без приказа Верховного коман­дования оставлялся Красной Армией — в ноябре 1941 и в июле 1942 года. И выжить смогли лишь те, кто смог приспособиться к суровым условиям войны, к кому оказалась более благосклонна судьба.

Разное вспоминается о том неспокойном времени. Бородкин как-то намекнул мне: «Железнодорожники уху едят, а мы чего-то ждем». На следующее утро, взяв саперов Беляева и Ковалева, я на лодке выехал на середину реки и бросил двухсотграммовую шаш­ку. Взрыв, по моему расчету, произошел на глубине четырех метров. На поверхности воды появилось столько глушенной рыбы, что мы едва успевали вычерпывать ее сачками. Из лодки рыбу перегрузили в подъехавшую повозку и отправили на кухню. В обед саперы ели свежую уху и жареную рыбу.

Помимо работ по восстановлению моста нас привлекали для устройства минно-взрывных заграждений перед передним краем обороны на Миус-Фронте. В мае мой взвод получил задачу устано­вить на одном из предполагаемых направлений контратак противника узел противотанковых заграждений. Прибыв на командный одного из стрелковых полков, я узнал, что противотанковых мин, к сожалению, нет. Времени же на изготовление их собственными си­лами не было. Что делать?

После недолгих размышлений вспомнилась публикация во фрон­товой газете об использовании в качестве мин артиллерийских сна­рядов. Я тут же отправился на позицию артиллеристов. Часа три мы примерялись к снарядам, определяя возможность их использования для устройства минного узла заграждения. Пришли к выводу: применять можно, используя в качестве дополнительного заряда 75-граммовую шашку и взрыватели нажимного и натяжного действия. Но где взять снаряды? К счастью, кто-то из командиров вспомнил, что в соседнем полку не так давно был захвачен склад с трофейными снарядами. Связавшись с командиром полка и получив «добро», мы начали действовать. Пока мой помощник старший сержант Попович ездил за снарядами, мы, используя темное время суток, произвели разведку места для установки снарядов. Небольшая лощина шириной в двадцать пять-тридцать метров подходила прямо к нашему переднему краю обороны. Травяной покров позволял хорошо замаскировать снаряды, не зарывая их полностью в землю. Очень эффективно можно было использовать взрыватели натяжного действия. Выработали мы и схему установки снарядов: четыре ряда на расстоянии десять метров один от другого. Такая схема представлялась нам наиболее приемлемой, ибо пройти танку невредимым через такой узел практически не представлялось возможным.

Перед рассветом возвратился старший сержант Попович. Он привез 105 и 150-миллиметровые трофейные снаряды. Большой вес и габариты снарядов не позволяли быстро привезти их к месту установки, да и расстояние было приличное. К тому же надо было работать в ночное время и под огнем противника.

Взвод был отведен в ближайший тыл и там в спокойной обста­новке саперы целый день тренировались. Отрабатывали порядок взаимодействия между группами, передвижение по минному полю, сигналы безопасности при устройстве натяжных проволочек. Для подвоза снарядов из полка подобрали самых опытных ездовых, которыми были изучены и практически, по-пешему, проверены пути подвоза к месту минирования.

И вот, как только наступила ночь, взвод выдвинулся к лощине. Мы знали, что в последние ночи по этой лощине пытались проник­нуть к нашему переднему краю вражеские разведчики. Мы выдвинули вперед боевое охранение в составе сержанта Горбунова и рядового Потапова. Началась напряженная работа. Изредка взлетали то там, то здесь, осветительные ракеты, время от времени ночь прорезали струи трассирующих очередей. Потапов уловил какие-то шумы со стороны противника. По-видимому, приближалась его разведка. Не показывая себя, воины охранения отползли к своим товарищам. Старший сержант Попович отвел подчиненных в укрытие, и как только враг приблизился, «кошкой» взорвал только что установленный снаряд со взрывателем натяжного действия. Разведка была уничтожена. Работы по установке снарядов возобновились. Ездовые Матвеев и Ковальчук под начавшимся вскоре минометным обстрелом смело подвозили трофейные снаряды к первой траншее, откуда волоком доставляли их к месту минирования. Для затруднения обезвреживания снарядов и для введения в заблуждение противника, в случае обнаружения минного поля, третья часть снарядов ставилась со взрывателями натяжного действия. Силами взвода за три ночи было установлено свыше ста пятидесяти снарядов. Наш расчет оп­равдался. Когда фашисты предприняли контратаку на этом участке, их танки пройти не смогли, взрываясь на своих же снарядах, уста­новленных саперами.

Автодорожный и железнодорожный, а также мосты на батайской дамбе вступили в строй в установленный командованием срок. Наши войска на Миус-Фронте получили боевую технику, которая нужна была для дальнейшего наступления.

Рюмин, П. И. Мосты мужества // Забвению не подлежит : очерки и мемуары / Павел Рюмин. Ростов-на-Дону, 2005. С. 24–31.