РОСТОВ-ДОНСКОЙ
«Все мое», — сказало злато,
«Все мое», — сказал булат.
«Все куплю», — сказало злато,
«Все возьму», — сказал булат.
«Ну, так что ж?» — сказало злато,
«Ничего», — сказал булат.
«Пошел вон!» — сказало злато.
«И пойду», — сказал булат.
Донской Ростов — в высшей степени прожорливый и завистливый город. Отпустив брюхо и став благодаря времени в позу независимости, он вообразил, что в здешней местности все создано для него: и администрация, и суд, и просвещение... А давно ли он представлял из себя только большую деревню с безобразными глиняными постройками, среди которых возвышались, весьма в небольшом числе, и каменные строения — детки нахичеванского медведя, который многих поставил на ноги? Полстолетия назад Ростов был таковою деревнею и возвышением своим всецело обязан слабостям Донского Войска, которые его онарядили и разукрасили.
Будем говорить сначала. В шестидесятых годах прошлого века построена была железнодорожная ветка от Грушевских шахт до Аксайской станицы, а потом, вскорости, наше местное начальство соблаговолило довести ее и довело, хотя и на карандашах, до Ростова — и пошла писать губерния! Каменный уголь, минуя свое начальство, постоянно занятое военною службою, а также Новочеркасск и Аксайскую станицу, полился в Ростов неудержимо и скоро завел там своих богачей. Когда же, вскоре затем, устроилась железная дорога от Ростова через Таганрог на Харьков, то ростовскую деревню через несколько лет и узнать было невозможно. Она уже растолстела, заложила руки в карманы и, пользуясь полною независимостью, ибо находилась чуть не за тысячу верст от своего административного центра (Екатеринослав), начала покупать свои блага как за наличные деньги, так и за подарки. Зашла речь о кавказской дороге.
Все на Дону полагали, что этот, обещавший большие богатства, путь начнется от Аксайской станицы, от которой была готовая дамба пространством около 10 верст. Но донскому Чикаго это не понравилось; он пожелал быть «узлом», а потому принял самые решительные средства. В ту пору донская администрация не боялась ни «Данайцев, ни дары приносящих», следовательно, к нему было подступить очень легко. Приехали в Новочеркасск ростовцы, имея во главе туза железнодорожного, привезли сюда разные блестящие «dona» для Дона — и кавказская дорога пошла от Ростова, а на готовую аксайскую дамбу, которая сохранила бы строительству целый миллион денег, наплевали, ибо за казачьи пользы и нужды хлопотать было некому. Вскоре Ростов поднялся на недосягаемую высоту: прежние босяки и торговцы семечками сделались богачами, а бывшие зажиточные — миллионерами.
Но и на старуху бывает проруха. Увлекшись своею финансовой политикой, давшей такие прекрасные результаты, Ростов забыл, что есть еще другие сферы, в которых ему попутно следует преуспевать. Посреди железнодорожного строительства вдруг открыли два окружных суда и оба не в Ростове, а в Таганроге и Новочеркасске. Что ни говорите, а изъян большой для растолстевшего купца, прозевавшего удобный момент. За сим последовало присоединение к Донской области — тоже большая неприятность, так как «прежней швободе» поставлены были крепкие границы: как ни верти, а близко живущее начальство все-таки что-нибудь, да значит, это — не то, что Екатеринослав, о котором Ростов только слышал и губернаторов которого, изредка Ростов посещавших, местные тузы передавали друг другу до тех пор, пока от жирных завтраков, обедов и ужинов они, потеряв сознание, не уезжали из этого города с отуманенными головами. Каким образом прокралась в Новочеркасск Судебная палата — трудно сказать, но можно думать, что и ее прозевал Ростов, уже слишком ожиревший, а потому и впавший в некоторую сонливость. Наконец пришло и 17 октября. Запахло свободой — и Ростов встрепенулся для того, чтобы возвратить потерянное. Подавай ему и собственное градоначальство, тащи туда и Судебную палату, и обещанный Новочеркасску политехникум, отдавай ему все, что ему надо, обнажай и без этого обнаженное Донское Войско, пятьсот лет служившее для преуспевапия русского царства и, кроме слов «ласкавых», ничего не получившее. И золото — Ростов в настоящее время накануне решительного момента для того, чтобы крикнуть Дону-булату: пошел вон! И Дон-булат совсем близок к тому, чтобы смиренно ответить: и пойду!
Что же делает многочисленная донская интеллигенция и донские влиятельные лица? Они молчат, уподобляясь тому хохлу, который крикнул своему противнику, в кровь его избившему: «Счастлив твой Бог, шо ще не вдарыв, — я б тоби дав!».
Пора же пробудиться — ведь заберут все, последнее вытрясут из нищенской донской сумы, насмеются и нагло порекомендуют Дону остаться при своей истории, с которой торговец Ростов и познакомиться не пожелает.
Современная наглость ростовской печати превосходит всякое вероятие. Надо, говорит она, перевести Судебную палату из Новочеркасска в Ростов потому, что весь северокавказский край очень отдален от Новочеркасска, а от Ростова — нет. Точно по все равно: разница в 50 верстах железного пути, т. е. в двух часах езды! И для этих 50 верст нужно делать ломку, которая потребует сотни тысяч рублей без всякой пользы для дела... А кто держит эту печать? Те же ростовские богачи — евреи, армяне, греки, разжившиеся на счет донского края и плюющие ему в лицо вместо благодарности. А Ростовские частные банки, во главе которых стоят эти же национальности? Железным кольцом охватили они имущее население Дона, давят его и будут давить до конца. И, смотрите, заберут они и Палату, и политехникум, так как в новой Думе преобладает их интеллигенция, а не наша... А мы? Только и всего, что «здравия желаем», «слушаем», «ура»!
Кириллов, А. Ростов-Донской // Дон. 1999. № 8. С. 195–197.
