Морозовск — сперва станица, потом рабочий посёлок, а теперь переназванный в город — был гол, малозелен, подвержен пыльным ветрам Донской степи и её изнурительному солнцу. Он лежал при железной дороге — одной из торных дорог великого отступления, — и своими огненными крылами оно уже коснулось Морозовска и не­исцелимо обожгло. Как порции крови по пульсирующей жиле, про­талкивались на восток эшелоны — они везли оборудование заводов, складские товары, но это терялось в гамузе узлов, чемоданов, в сумя­тице напуганных и измученных людей. Редко кто — не в силах ехать дальше или в расчёте, что немцы не зайдут же так далеко, — редко кто сходил в Морозовске насовсем, другие — только чтоб сбегать на базар и, не торгуясь и платя цену в три раза выше запрашиваемой, вырвать масла, варёную курицу, яиц, на ходу посеять ужас расска­зом, как бросают госбанки, полные денег, как растаскивают неохра­няемые склады, как бомбят станции, как сжигают с воздуха целые го­рода, — и снова влезть в свой эшелон и ехать дальше, за Волгу, за Урал, за Обь — куда никто никогда заведомо не дойдёт. Вспухшими ценами базара, фантастическим обилием бумажных денег у многих «выковыренных», как называл народ эвакуированных, разбухшими ужасами рассказов, делающих войну ощутимо огнедышащей, — всем этим был разнохарактерно взбудоражен маленький городок. Но из самого Морозовска никто не двигался уезжать — да ведь ещё и Ки­ев был не сдан! И хотя внутреннее чувство размеренности жизни уже давно было потеряно всеми — её внешний отстук казался по-преж­нему мерен: в читальне партпроса обновляли витрины по истории партии, в райисполкоме шли заседания по графику, в райтопе запол­нялись стандартные справки на получение топлива, элеватор прини­мал хлеб, ремзаводик надрывался ремонтировать сельхозоборудование, в когизе продавались учебники к новому учебному году, а Глеб и Надя сидели в методкабинете районо и впервые в жизни писали полугодовые календарные планы. Глебу дали вести математику и ас­трономию, Наде — химию, которой её учили пять лет, и биологию, которой она не знала ни сном ни явью. С волнением ждали оба это­го лучшего дня в году — жёлто-золотистого звенящего дня первого сентября. Но оседающей сажей заднепровских пожаров был отрав­лен мёд этого дня.

Солженицын, А. И. Люби революцию // Собрание сочинений : в 30 т. — Т. 18: Раннее / Александр Солженицын. — Москва, 2016. — С. 276–277.