Наконец я дождался телеграммы: «Пиотровский Аджян выезжайте Ростов тчк пароходом станицу Константиновскую Миллер». Сборы были быстрые, телеграммой известил Аджяна, который был у себя в Грузии, в Телави, и выехал в Ленинград, где провел только один день.
Итак, я пустился в первое далекое путешествие. На вокзале меня провожали отец и Н. Д. Флиттнер. На дорогу из еды я взял только большой пакет пряников.
В Ростове прямо с вокзала я направился в музей, где, к великой радости, встретился с Аджяном, который приехал на несколько часов раньше меня. Решили времени не терять и сразу же двинуться в станицу Константиновскую. С нами поехали заведующий археологическим отделом музея Вязигин и краевед Кутилин. С парохода я увидел места раскопок, о которых много слышал, проехали мимо Кобякова городища, материал из которого я обрабатывал. Все время я сидел на палубе и неохотно спускался в каюту.
В Константиновской мы узнали, что экспедиция Миллера задерживается в Цимлянской. Мы стали проводить разведочные работы самостоятельно, начав с расспросов казаков. Их рассказы были полны легендарных сведений о богатых кладах в курганах, о якобы найденных в них золотых гробах и конях.
Ходили мы много, порядком уставали, особенно труден был путь по песчаному левому берегу, отходили далеко от Дона. Безумно хотелось пить, горло пересыхало, и я по пути рассказывал Аджяну (наши спутники нас покинули на второй день) древнеегипетскую повесть о Синухете, который, боясь гнева фараона, бежал в пустыню, где при ужасной жажде чувствовал «вкус смерти». Но дальнейшие мои экспедиционные странствования показали, что наши прогулки по пескам Дона в сравнении с условиями других работ были легкими, «детскими игрушками».
В 1927 г. богатые станицы Дона жили еще прежней жизнью, революция еще не вытеснила прошлое. В домах казаков висели портреты царей — Александра III и Николая II, членов царской семьи, лубочные картинки коронации или чудесного избавления царя при железнодорожной катастрофе.
Висели фотографии бравых казаков, иногда увешанных георгиевскими крестами, а иногда просто сидящих с часами напоказ. Но рядом с этими портретами и фотографиями можно было встретить портреты В. И. Ленина, групповые портреты народных комиссаров РСФСР, агитационные открытки.
Советская власть в станицах не была еще крепкой. Нам пришлось остановиться на ночлег у председателя станичного совета в одной из станиц. Он принял нас радушно, но настороженно, и уложил спать, постелив нам на балконе, а сам заперся изнутри у себя дома. Утром хозяйка, оправдываясь, сказала, что казаки уже два раза совершали покушение на ее мужа.
Наконец мы дождались приезда А. А. Миллера и аспиранта М. И. Артамонова, представили обстоятельный отчет о разведках, посетили отмеченные нами места с остатками древних слоев. А. А. Миллер счел разведки в станице Константиновской достаточными, и мы все вернулись в Ростов, а оттуда на раскопки в станицу Гниловскую. Из могильника у городища этой станицы мне были известны древнеегипетские предметы римского времени, и я уже тогда начал составлять корпус древнеегипетских предметов, найденных на территории СССР. С этого времени у меня собран громадный материал по данной теме и описаны те предметы, которые во время войны пропали из местных музеев.
Раскопки представлялись мне каким-то священным делом, с бережным отношением к каждому, даже мелкому обломку древней керамики, но в первую же минуту, как я попал на Гниловское городище, меня охватило недоумение и даже некоторое разочарование. Вся поверхность городища была усеяна древними черепками и невозможно было пройти пару шагов без того, чтобы не раздавить несколько черепков. Я был потрясен картиной разрушения и отсутствием четких архитектурных остатков.
Ныне я доволен тем обстоятельством, что мои первые археологические работы протекали в трудной археологической ситуации, что я сразу же столкнулся с задачей исследования слоев земляного городища. Но тогда я был огорчен, так как не видел ни стен, ни рвов — предо мной были холмы, представляющие собой, на первый взгляд, груду мусора. Это было совсем не похоже на то, с чем имеет дело археолог в книгах о древностях Египта, Месопотамии и античных городах Северного Причерноморья.
До начала раскопок, в то время как А. А. Миллер и М. И. Артамонов уточняли топографическую съемку городища, мы с Антоном Аджяном целый день провели на городище. А. А. Миллер по своему обыкновению студентам сначала ничего не показывал и не рассказывал, а поручал им самим разобраться. Мы составили схематический план местности, определили территорию, занимаемую городищем, место могильника. Мы поработали усердно целый день, отбили себе ноги, порядком устали, кое-что получилось, а кое-что и нет. Когда начались раскопки, мне был поручен один участок, где я определял и чертил последовательные наслоения, расчищал очаги, остатки ям для хранения зерна, собирал черепки раздавленных на мелкие куски сосудов. Я окунулся в «археологические будни», которых значительно больше, чем «солнечных дней» с интересными находками. Надо было из всех отрывочных данных, разрушенных деталей составить определенную картину. А. А. Миллер любил повторять: «Археология исследует древний памятник путем его разрушения»; «Археологические раскопки можно признать удовлетворительными лишь в том случае, если по их материалам можно составить детальный макет исследованного памятника».
Еще до окончания работ в станице Гниловской А. А. Миллер решил провести разведку в станице Елисаветовской в дельте Дона на месте древнегреческого города Танаиса. Эту местность я знал по раскопкам курганов, о которых нам Миллер много рассказывал на своих лекциях. Поэтому я был очень обрадован, когда узнал, что я туда с ним еду на один или два дня. Я взял с собой полевую сумку, мыло, полотенце, и мы отправились в путь. Оказалось, что Миллер направился в Елисаветовскую с целью выяснения нижнего слоя городища, он хотел узнать, имеет ли древний Танаис слой, соответствующий архаическим слоям Кобякова и Гниловского городищ. Сразу же по приезде в Елисаветовскую мы заложили пробный шурф, и в конце дня раскоп дал нам несколько образцов архаической керамики. Миллер был очень обрадован, но на другой день, когда с самого утра в шурфе пошел материковый слой и выяснилось, что архаические материалы здесь очень бедны, радость Миллера сменилась мрачностью, и он внезапно решил вернуться в станицу Гниловскую.
Условия полевой работы в то время были суровые: мы спали на полу, на ковре парадной горницы дома. Поднявшись на следующее утро, Миллер обратился ко мне: «Б. Б. вам поручаются раскопки древнего Танаиса, закончите и обработайте начатый раскоп. Я скоро вернусь, вы не скучайте, вот вам журналл (кажется, это был «Прожектор»), прочитайте его от начала до конца, а если мы к этому не приедем, то прочтите его с конца и до начала, это поможет против скуки. Ну, до свидания, я еще успею на пароход».
Я остался один, за два дня закончил раскоп и стал ждать экспедицию, которая должна была привезти мои вещи. Прочитал журнал с начала доконца, но с конца до начала не получилось, попробовал совершить прогулку в Азов, пошел напрямик и попал в трясину, из которой еле выбрался.
Жили мы в доме богатого казака, за постой и еду в день платили 75 коп. Сам хозяин был на рыбной ловле, в доме оставалась жена с детьми. Хозяйка не могла найти со мной общий язык. Она спрашивала, есть ли у меня дома корова, и думала, что я над ней смеюсь, рассказывая, что наш дом имеет четыре этажа и живет в нем более 500 человек. Разговаривала со мной она стоя, а обед подавала полным котлом и полным блюдом. Лишь после того как я наедался досыта, обед уносили в кухню, где его ждала вся семья. Когда приезжал хозяин, то он разделял со мной трапезу. Это был самодовольный хитрый казак, крупный рыботорговец, он любил «умные разговоры» и доводил меня до отчаяния чтением своих стихов, бездарных до предела.
Наконец пришло избавление — в Елисаветовскую приехали сотрудники экспедиции и начались раскопки на городище разведывательного характера, преимущественно изучение стратиграфии.
Во время раскопок мы посетили Азов, чистый город с валами петровского времени, производившими сильное впечатление. Около станицы Елисаветовской был ранний греческий город Танаис, затем с переменой полноводности русел Дона, в римское время, он переместился на север, на побережье Мертвого Дона (около совр. станции Недвиговской), и, наконец, после обмеления и этого русла город Генуэзская Тана был перемещен на юг дельты (совр. Азов).
Пиотровский, Б. Б. Страницы моей жизни. Санкт-Петербург, 1995. С. 50–53.
